Молодой, лысый и человек в черной рубашке согласно кивнули.
— Баарихт?
— Играю, — последний участник конференции согласно наклонил голову.
— Лиолз?
— Я пока воздержусь, — проворчал старик. — Может быть, присоединюсь попозже.
— Я тоже в деле, значит, нас шестеро. Как делим?
— Поровну, — сказал Граух. — И по три четверти пая для тех, кто присоединится до конца года.
— Полный пай, — предложил старик. — С условием равной доли расходов. Все равно, прибыли в ближайшие года два вы не увидите.
— Хорошо, — кивнул Граух. — Теперь управление. Предлагаю по одному директору от каждого из нас.
— Идет, — сказал лысый. — Ладно, руководишь ты, раз уж начал. Но вы согласитесь, ваше высочество, стать у нас почетным председателем? Для порядку.
— Я готов, — Кэноэ с интересом посмотрел на собеседников. — Но учтите, раз вы привлекаете меня к делу, я требую, чтобы меня по-настоящему держали в курсе. И хочу, чтобы вы не забывали: главная цель этого предприятия — не получение доходов, а улучшение условий жизни людей!
— Мы принимаем ваши условия, ваше высочество, — Граух с уважением наклонил голову. — Кстати, если наше предприятие завершится успехом, мы и в самом деле изменим жизнь в Старом Городе. У рабочих появится страховка, и они будут меньше зависеть от милости своих хозяев.
— Нужно прикинуть, кто еще может быть против, — проворчал лысый. — Однозначно — ростовщики…
— Это все — частности, — прервал его голос с погашенного экрана. — Я думаю, более предметный разговор можно будет повести, скажем, завтра, идет? Давайте дадим название нашему новому предприятию, чтобы символизировать его основание, и вернемся к своим текущим делам.
Около минуты стояла тишина.
— В нашей державе одна страховая компания уже есть, — вдруг сказал молодой. — Она так и называется — государственная. А мы назовем свою Императорской! «Императорская страховая компания». Вы не возражаете, ваше высочество?
Кэноэ, естественно, не возражал.
— А вы интересный человек, ваше высочество, — заметил Граух, когда экран связи погас и конференция завершилась. — С моими жильцами вы разговаривали на одном языке, с нами — совсем на другом. Вы умеете говорить с людьми именно так, чтобы к вам прислушивались. Наверное, вас этому учили?
— Учили? — удивленно переспросил Кэноэ. — Такому — определенно, нет. Мне кажется, все люди разные, и с каждым поэтому нужно говорить чуточку по-другому. Никогда об этом не задумывался…
Внезапно браслет на его руке издал несколько прерывистых писков.
— Увы, но мне надо возвращаться, — со вздохом сказал Кэноэ. — Скажу, мне было интересно общаться с вами и вашими… знакомыми. Раньше я редко встречал людей, подобных вам. В вас чувствуется уверенность в себе и совершенно не заметно страха. Интересно, вам придает силы ваша собственность?
— Скорее, привычка рассчитывать только на себя. А насчет собственности… Вы разрешите мне доставить вас на моем собственном гравикатере?
— Это будет весьма кстати. Кажется, мне надо здорово поторапливаться.
Еще бы не поторопиться, когда вызывает сам Император, пусть он и приходится родным дядей. Кэноэ шагал по коридорам Дворца, чувствуя нарастающий дискомфорт. Ему было жарко, церемониальный плащ так и норовил коварно обмотаться вокруг ног, парадная портупея была плохо подтянута и раздражающе звякала в такт его шагам. Однако хуже всего была неизвестность. Все семейные проблемы дядя решал, как правило, просто, по-родственному, и официальный вызов явно означал что-то необычное и, наверняка, неприятное. Очевидно, его вояж в 38-ю провинцию должен был повлечь за собой не простую нахлобучку, а нечто похуже.
Проклятый надзорник! Отомстил, все-таки! Кэноэ чувствовал, что боится неизбежного наказания. Ему было стыдно за этот страх, но он ничего не мог поделать с собой, что было особенно неприятно.
— Привет, Кэно!
Негромкий мелодичный голос — словно луч света в хмуром царстве пасмурных дум. Кээрт! Вернулась!?
— Привет, рад тебя видеть. Ты сегодня такая красивая.
Дежурный комплимент, но соответствующий истине. Как всегда.
— А ты — такой нарядный.
— Есть причина.
— О тебе так много говорят, — хитро прищурилась Кээрт. — Может, расскажешь? Или я тебя задерживаю?
— Пожалуй, нет.
Все равно, конкретного времени на аудиенцию ему не назначили, а ждать придется в любом случае.
— Итак, все случилось позавчера утром, — начал он, — увлекая Кээрт в боковой коридорчик, где их никто не должен был побеспокоить. — За завтраком моя мама заметила, что наша повариха Нриант сама не своя…
Вначале он старался говорить в юмористическом тоне, каким он обычно описывал Кээрт свои похождения, но у него ничего не выходило. Незаметно он перестал смеяться и острить, а излюбленные им длинные и детальные описания сменились скупыми точными фразами. Он сам удивлялся происшедшим с ним переменам и даже немного пугался их, зато все прочие страхи исчезли словно сами собой. Действительно, зачем ему бояться, если он не совершил ничего такого, чего можно было стыдиться?
— Спасибо, — тихо поблагодарила его Кээрт. — Ты молодец.
— И тебе спасибо, — сказал Кэноэ. — Знаешь, мне надо было рассказать кому-то, чтобы лучше понять…
— А ты изменился, Кэно, — произнесла вдруг Кээрт со странной интонацией. — Ты будто повзрослел.
— За два дня? — засомневался Кэноэ.
Ему не хотелось признаваться самому себе, что он и в самом деле изменился.