Увы, но сегодня не будет и этого. Нынешний день у пришельцев выходной — одна из немногих вех, по которым можно ориентироваться в этом мире, ограниченном стенами, где время измеряется сном, раздачами пищи и периодическими угасаниями бело-лиловых светильников под потолком. Мире, где слова «вчера» и «завтра» теряют смысл, где постепенно сбиваются с хода даже внутренние часы, и где все становится непрочным, зыбким и неопределенным.
Оказывается, и время можно подчинить — если отнять у человека возможность его измерять. И как говорит Даксель, при желании пришельцы теперь могут манипулировать ими, заставляя их ускорять или замедлять жизненный цикл, сокращать их личные сутки до шестнадцати часов или растягивать до двадцати пяти, а то и вовсе лишить их временных ориентиров, окончательно выбив из под ног последние остатки здравого смысла, за который все они еще цепляются как за гнилую соломинку.
А может быть, так оно уже и происходит? Или вот на выбор другой вариант: пришельцы загнали их во временную петлю и обрекли на проживание одного и того же бесконечного дня, где каждая новая фаза замкнутого цикла повторяет следующую…
Эргемару всегда приходила на ум мысль о цикличности времени, когда он видел эту пару. Неисправимый пессимист Даксель, постоянно ожидающий от пришельцев каких-либо козней, и картаец Тухин, убежденный сторонник точки зрения: «Давайте не будем думать о пришельцах слишком плохо». Спор между ними начался еще с первого дня и с тех пор не прекращался, то и дело вспыхивая коротким дымным пламенем. За прошедшие долгие дни и недели спорщики уже высказали друг другу все возможные аргументы, не приблизившись к взаимопониманию ни на йоту. В последнее время они все больше напоминали Эргемару двух игроков, день за днем разыгрывающих один и тот же многократно изученный и расписанный во всех учебниках дебют. Они могли играть в эту игру целыми днями — вслепую, в режиме блица, мимоходом, занимаясь совсем другими делами. Все равно на каждую реплику следовал давным-давно найденный и выученный ответ.
Сегодня они говорили на баргандском, который Тухин знал не хуже, чем Даксель — картайский.
— …Во всем этом нет ничего чудовищного, — с терпеливой интонацией повторял Тухин. — Они напали на нас, потому что были сильнее. Если бы мы вышли в космос раньше и обнаружили их, то тоже, наверное, решили бы их завоевать.
— Однако здесь и сейчас это они завоевывают Филлину, — холодно парировал Даксель. — Это на наши города падают бомбы, и это они убивают нас, а не мы — их.
— Увы, во всех войнах кто-то погибает, — пожал плечами Тухин. — Но ведь пришельцы не убивают всех подряд только ради убийства. Мы-то здесь живы!
— А те, кто раньше не возвращался снизу? Или ты ни разу не видел, как оттуда по ночам выносят трупы?
— Но ведь это было раньше, — с легким раздражением протянул Тухин. — Это были другие пришельцы! Теперь же к нам относятся совсем по-другому! Нам рассказали, для чего мы здесь, объясняют, что с нами делают, и просят у нас сотрудничества…
Эргемар про себя не мог не признать, что в этом Тухин прав. В первый же день, когда они только отходили от многочасовой санитарной обработки, перед ними выступил один из пришельцев. Начал он совершенно неожиданно — извинился перед филитами за смерть нескольких их соотечественников. Мы очень мало знали о вас, говорил пришелец, и из-за этого поначалу возникали трагические недоразумения. Мы не умели правильно лечить вас, не знали, что многие привычные для нас вещества являются для вас смертельным ядом, не были знакомы с вашими обычаями и порой видели в них угрозу. Мы ученые, а не военные, сказал, по-человечески разводя руками, пришелец, и некоторым из нас было страшно. Мы боялись вас, и из-за этого многие из нас пытались погасить этот страх жестокостью. Теперь же этих людей здесь больше нет, и мы хотим начать отношения с вами… как это говорят у вас… с чистого листа.
В будущем нам предстоит вместе жить на этой планете, продолжал пришелец, а может быть, и бок о бок осваивать космос. Поэтому мы хотим как можно больше знать о вас — выяснить, как функционирует ваш организм, не опасны ли для вас наши болезни, а для нас — ваши, как помогать вам, если кто-то из вас вдруг получит увечье или почувствует недомогание…
С тех пор в исследованиях принимали участие только добровольцы, которым платили небольшими блестящими жетонами с выгравированными на них надписями на чужом языке. В обмен на эти жетоны можно было приобретать у пришельцев еду и напитки в дополнение к их пайку, покупать шампунь и душистое жидкое мыло и даже получать странные предметы с кнопками и мигающими окошечками, в которых нужно было укладывать в ряды цветные кубики. Через это развлечение прошли все. Одним, как, например, Эргемару, однообразное занятие скоро надоело, другие же до сих пор неподвижно просиживали целые часы, нажимая на кнопки и выстраивая ряды из кубиков с неправдоподобной быстротой…
— …Скотину перед убоем тоже неплохо кормят, — говорил тем временем Даксель. — И уж наверняка стараются попусту не волновать… чтобы, не дай бог, не похудела. Я, например, очень хорошо помню, как меня сюда за побег отправляли. И главный пришелец тогда, наверно, случайно признался — он сказал, что у меня нет никаких шансов вернуться на свободу. И у всех нас — тоже!
— Но нам же дали ответ и на этот вопрос, — скучающе пожал плечами Тухин. — Пришельцы захватывали нас, чтобы мы на них работали. Сюда попадали только те, кто работать не мог. Тебя и всех остальных просто пугали. С нами ничего страшного не случится.