Но вот Раэнке… С удивлением Кэноэ понял, что практически ничего не знает о ней. Она почти никогда не появлялась ни в спортзале, ни в развлекательном центре, ни в других местах, где он обычно проводил свободное время. Всегда тихая, незаметная, этакая скромная серенькая мышка среди разряженных в пышные одежды котов. Запечатанный сосуд, в котором… в котором не известно, что есть. Непонятная… Никакая…
- Послушай, Кээрт, — сказал Кэноэ, откладывая в сторону книгу. — Я вот вдруг подумал, что совершенно не знаю Раэнке. Она для меня словно какой-то черный ящик. Скажи, какая она? Ведь ты с ней постоянно общаешься.
- Раэнке очень скрытная, — Кээрт тоже задумалась. — Она всегда словно стесняется своих чувств. Но она отзывчивая, готовая всем помочь и не жалуется, когда на нее наваливают много работы. И она совершенно не завистливая, умеет слушать и радоваться чужим успехам — это очень редкие качества для женщины… Мне кажется, она очень хочет мне… нам… понравиться. И она, действительно, много делает для меня.
- Все хорошо, милая, — Кэноэ улыбнулся Кээрт и взял ее за руку. — Тогда мы, конечно, сходим, поздравим ее с днем рождения. Она это заслужила.
Подходя к отсеку, Кэноэ еще за дверью услышал что-то оживленно обсуждающие молодые голоса. Похоже, вечеринка у Раэнке удалась. Заранее улыбаясь, он отодвинул в сторону дверь, пропуская вперед Кээрт.
И тут же остановился, едва удержавшись от удивленного возгласа. Он не сразу узнал девушку, сидящую во главе стола. Всего-навсего другая прическа, совсем немного косметики, черное платье с открытыми плечами вместо форменного мундира, и вот симпатичная, но ничем не примечательная скромница вдруг превратилась в настоящую юную красавицу, очень женственную и изящную. От прежней Раэнке у нее остались только очки, придающие ей немного строгий, но в то же время милый и трогательный вид.
Да, подготовленная заранее поздравительная речь о неприметных героях здесь явно не подходит…
- Мудрецы говорят, что каждый человек — это целая вселенная, — начал Кэноэ, взяв в руку тонкий хрупкий бокал. Он не знал еще, что скажет дальше, но эта фраза ему понравилась. — И эта вселенная всегда многогранная, многосторонняя, многомерная. И очень часто большая ее часть скрыта от нас, потому что в нашем мире всего-навсего четыре измерения. Из-за этого нам кажется, будто каждый человек обычно повернут к нам только одной стороной. Раэнке, мы поздравляем тебя и хотим пожелать… хотим пожелать, чтобы ты всегда поворачивалась к нам самыми прекрасными своими сторонами! Ведь у тебя их так много!
- Спасибо! — Раэнке, улыбнувшись, поклонилась ему, не пряча взгляда. — Вы разделите с нами трапезу, ваше высочество, блистательная?
- Да, но ненадолго.
Кэноэ отодвинул стул, помогая Кээрт устроиться с краю стола, между сидящим в торце Хургаадом и Гвиэнт, которую по-хозяйски обнимал за плечи Уэрман, и сам сел напротив, рядом с Таутингом. Чувствуя, что все смотрят на него, он оторвал руками кусочек церемониальной лепешки, лежащей на особом блюде в центре стола, и отправил его в рот. То же самое сделала Кээрт.
Над столом повисла тишина.
- Когда мы подходили сюда, то слышали, что вы о чем-то очень оживленно беседуете, — поспешно сказал Кэноэ, не дожидаясь, пока эта тишина станет гнетущей. — Можно ли узнать, о чем?
- О любви, — негромко произнесла Раэнке, на ее щеках вспыхнул нежно-голубой румянец. — Вот вы, ваше высочество, можете сказать, что такое любовь?
- Любовь — это, прежде всего, близость, телесная и душевная, — не задумываясь, ответил Кэноэ. — Это когда ты хочешь быть рядом с человеком, которого любишь, когда тебе с ним хорошо и приятно, когда ты с ним всегда можешь быть самим собой, потому что тебя всегда поймут и поддержат.
- Тогда вы — очень счастливый человек, ваше высочество, — вздохнула Наарит. — Такое… полное взаимопонимание бывает очень редко.
- Ну почему же редко? — запротестовал Таутинг, глядя влюбленными глазами на Наарит.
- А я не согласна! — вдруг резко заявила Гвиэнт. — Любовь — это мгновенная вспышка, страсть, а не постоянное горение.
- Или наоборот, — возразил Таутинг. — Мы по-прежнему спорим о терминах. Единого определения любви просто не может быть, потому что каждый вносит в это слово свой смысл! Но, наверное, может быть, найдется то, с чем согласятся все? Мне кажется, любовь — это счастье!
- Нет, только не счастье! — тряхнула головой Гвиэнт. — Иначе откуда бы у нас появилось столько фильмов, романов, песен о несчастной любви?!
- Любовь как страдание?! — усмехнулся Хургаад. — Иногда это так, но только иногда… А что скажете вы, Уэрман? Ведь вы должны разбираться в этих вопросах лучше всех нас.
- Любовь — это эмоция, — Уэрман снял руку с плеча Гвиэнт. — Порой, очень сильная. Но, как каждой эмоцией, ей можно управлять, манипулировать. Вызывать ее, направлять, усиливать или, наоборот, гасить…
- И как это можно делать? — неодобрительно спросила Наарит.
- Единых решений нет, — Уэрман самодовольно улыбнулся. — Но у каждого человека есть свои рычаги, свои кнопки, на которые можно нажать… если знать, как… Любовь — это слабость. Человек, который любит, всегда уязвим.
Кэноэ украдкой посмотрел на часы. Кажется, им пора, но как бы сделать это потактичнее?
- Любовь — это как наркотик, — заявила тем временем Гвиэнт. — Ты себе идешь, ни о чем таком не думаешь, и вдруг — раз! Твой организм что-то ощутил! Какой-то запах, особую длину волны, не знаю, что. Ты еще не знаешь, что это за человек, подходит он тебе или нет, будет ли у вас какое-то понимание?! А организму что? У него инстинкт, ему наплевать, что или кто вызвало это раздражение! Гормоны встрепенулись, пошли вырабатывать эндорфины, и ты уже как под кайфом! Влюбленный — дурак, у него гормоны играют, он не может мыслить рационально, принимать какие-то решения. Им легко манипулировать, он побежит за любым миражом, который ему вдруг привидится!…