- Только слышать, — Кэноэ завозился, принимая более расслабленную позу. — Знаю, что такой город есть, больше ничего.
- Лучше б и мне о нем ничего не слышать и не видеть, — Гвиэнт подперла кулачком подбородок, в глазах ее появились боль и тоска. — Серый город… Серые заводы, серые дома, серое небо. И серые люди. Людей много, слишком много — больше, чем нужно для заводов. Поэтому о людях никто не заботится. Им можно платить совсем мало или вовсе не платить… За воротами все равно хватит желающих на любое место…
Своего отца я не помню. Мать работала на швейной фабрике. Она ела пилюли счастья — горстями, потому что никакого другого счастья у нее неоткуда было взяться… Когда мне исполнилось тринадцать, отчим попытался изнасиловать меня. Я убежала из дому… Что же, свою девственность я потеряла не в тринадцать лет, а в тринадцать и два месяца. В четырнадцать я залетела. Аборт мне делал какой-то коновал… Теперь, скорее всего, у меня никогда не будет собственных детей…
Парень может выжить на улице, девчонке труднее… Я видела, как мои сверстницы идут по рукам, садятся на пилюли… и пропадают бесследно, словно их никогда и не было. Я стала подругой главаря самой крутой подростковой банды в районе. Мы воровали, грабили, дрались с такими же бандами, только не торговали пилюлями… У него тоже были к ним свои счеты, в этом мы сошлись. Мусорам мы платили дань, и они нас не трогали… если, конечно, никто не зарывался. Так я прожила почти два года, и это были не самые плохие годы…
Потом была облава. Моего парня и еще нескольких убили — они попытались оказать сопротивление. Всем остальным дали по две дюжины лет каторги… После суда к нам пришел какой-то неприметный человечек и сделал предложение, от которого трудно было отказаться… Терять нам было совершенно нечего.
Нас отвезли в какую-то школу… До сих пор не знаю, где она находилась… и знать не хочу… Полтора года муштровки… Нас учили выслеживать, действовать малыми группами, драться… и, конечно, убивать — всеми возможными способами, оружием и голыми руками. Было очень тяжело, нас не щадили. Кто не выдерживал, исчезал. Тех, кто получал увечья на тренировках, увозили, и они не возвращались. Из семидесяти двух человек после экзаменов осталось шестнадцать, из них двое девушек — я и еще одна. Из нас сделали высококачественное пушечное мясо — умелое и совершенно бесстрашное, ведь смерть постоянно ходила рядом с нами, и мы отучились ее бояться…
Но мне к тому времени было почти восемнадцать, мордочка была то что надо, и в голове еще что-то осталось… Меня послали в новую школу. Там тоже было чудовищно трудно, но по-другому. Тогда я едва умела читать и писать, а чтобы умножить два на два, брала калькулятор. Я постоянно лезла в драку — иначе нельзя; чтобы выжить на дне, надо бить первым. Меня учили всему: от простейшей грамоты и умения вести себя за столом — до спецкурсов по истории искусства, риторике, психологии, этикету… Я прошла это за три года. И, конечно, нас учили искусству обольщения, соблазнения, владения собственным телом… Я была очень хорошей ученицей. Мне дали нашивки младшего офицера второго ранга, теперь у меня первый…
Так что я не могу казаться хуже, я и есть такая, какой вы меня видите. Я прошла все круги тьмы и везде выжила. Какой ценой — вам лучше не знать, ваше высочество. Я — это только маска, видимость. Внутри меня нет ничего, кроме грязи и мерзости!
- Это не так! Не клевещите на себя! — Кэноэ соскочил со стола и присел рядом с Гвиэнт, взяв ее за руку. — Вы прошли сквозь тьму и пламя, но не сломались! Вы сохранили себя как личность! Вы сильная, цельная, в вас есть внутренний стержень, я вижу!
- Не тешьте себя иллюзиями, ваше высочество, — Гвиэнт забрала свою руку из его ладони и отвернулась. — Я четыре с лишним года работаю оперативником спецотдела Космофлота. И вы думаете, там меньше грязи?! Нет! Это немного другая грязь, но она такая же черная, вонючая и липкая! И от нее невозможно отмыться до конца!
- Гвен, а правда ли, что у тебя было задание соблазнить меня? — повинуясь какому-то наитию, вдруг спросил Кэноэ.
- Официально — нет, — Гвиэнт посмотрела на него исподлобья. — Но неофициально мне дали понять, что это будет только приветствоваться.
- И ты…?
- Нет. Уэрман прав: любыми эмоциями можно управлять. Мы заканчивали разные заведения, но наши учителя, так сказать, прошли одну школу. Большинство мужчин, и вы тоже, ваше высочество, привыкли играть активную роль, быть охотником, а не добычей. И когда мужчины становятся сами объектами настойчивой сексуальной агрессии, они теряются, инстинктивно пытаются отстраниться. Я вижу, вас ко мне влечет, но по-настоящему вам нравятся хорошие тихие девочки, особенно, с какой-нибудь тайной. Вот на Раэнке, например, вы запали, верно?
- Есть немножко, — признался Кэноэ. — Но почему ты стала саботировать свое задание?
- Потому что вы с Кээрт по-настоящему любите друг друга. Потому что рядом с вами я начинаю чувствовать себя другим человеком, более чистым, лучшим, чем я есть. Потому что вы хотите меня видеть именно такой. Потому, что… Я всегда буду верной вам, ваше высочество! Вам и блистательной Кээрт! И никогда не предам вас!
- А что тогда заставило тебя… э-э-э… с Уэрманом…?
- Трахаться? Просто мы с Хургаадом решили, что он позволяет себе слишком много вольностей по отношению к вашей супруге и проявляет слишком явные намерения. Хургаад вообще собирался устроить ему небольшой несчастный случай, но я отговорила его. Зачем вам тут какие-то инциденты? Я воспользовалась своим оружием, и уверяю вас, теперь у него нет ни времени, ни желания флиртовать с вашей Кээрт.