Время жить. Пенталогия (СИ) - Страница 808

808

Кэноэ любил этот веселый весенний праздник, к которому всегда готовили столько вкусных вещей, но сегодня и ему кусок не лез в глотку. И вовсе не потому, что именно он должен был провести обряд: он неоднократно видел, как это делали дядя и отец, и был уверен, что справится. Просто какой праздник внутри оцепления?! В Храме и смежных отсеках полно охранников. За спиной замер безмолвный Тень Гига. Ровоам постоянно кривится, морщится, вертится на стуле и почти ничего не ест. Меркуукх смотрит не на стол, а куда-то вверх, словно без устали сканирует галерею, не появится ли там злоумышленник с иглометом. Кэноэ был искренне благодарен Кээрт и тете Вэниэлт, которые мило щебетали весь вечер о чем-то легком и праздничном, помогая если не забыть о текущих проблемах, то, по крайней мере, время от времени о них не вспоминать.

Браслет на руке Кэноэ чуть слышно пикнул. Начинается двадцать четвертый, последний час суток — Час Величия. Самое подходящее время для проведения обряда. Перекивнувшись с Меркуукхом, Кэноэ встал.

- Возблагодарим же Мать-Землю за Щедрую Ночь, — громко, нараспев произнес он на архаичном «дворцовом» языке.

Наарит, Леди Весна, с расширенными от ужаса и восторга глазами подскочила с места, едва не опрокинув стул. Слуга с поклоном протянул ей поднос с ритуальной пищей — ковригой хлеба и кубком кробро. Держа поднос в вытянутых вперед руках, Наарит, побледневшая от усердия, обошла кругом весь стол и медленным, торжественным шагом проследовала в алтарный зал. За ней двинулся Кэноэ, за ним — остальные гости и неизменная охрана.

В храме было полутемно. Наарит, обойдя зал посолонь и поклонившись изображениям солнца и лун, преклонила колена перед алтарем в виде усеченной восьмигранной пирамидки. Кэноэ взял у нее поднос и поставил на алтарь, следя за тем, чтобы он оказался внутри линий горелок. Вместе с Наарит они встали по обе стороны от алтаря, склонив головы.

Раздался удар гонга. Электрические огни в храме стали медленно тускнеть. Кэноэ взял в руки лежавшую на алтаре зажигалку, сделанную в виде старинного огнива, и поочередно зажег все восемь светильников по углам алтаря. Пламя начало постепенно распространяться в стороны, и вскоре поднос с дарами оказался внутри восьмиконечной звезды, вычерченной огнем. Свет в храме окончательно погас, и теперь он освещался только пламенем на алтаре. Так продолжалось нестерпимо долго. Внезапно, когда казалось, что прошла целая вечность, снова ударил гонг — чистым и громким звоном. Над головами возносящих благодарность зажглось «звездное небо». Осветилась и передняя часть зала, в которой появилась женская фигура, закутанное в темное покрывало, — сама Мать Земля, роль которой сегодня исполняла Доорин, камеристка Кээрт.

Где-то далеко наверху родилась мелодия — тихие и чистые ноты, и Кэноэ, протянув руки над пламенеющим алтарем навстречу рукам Леди Весны, заговорил глухим негромким голосом, который, однако, отдавался эхом во всех углах храма:

- Всеблагая Мать Земля, мать всего сущего и родительница жизни! Славим и благодарим тебя из восьми пределов, по восьми сторонам света, под восемью небесами…

Он говорил на старинном, почти не понятном ему самому языке, словно читал наизусть вызубренный бессмысленный текст. Но в этих древних словах, видно, была какая-то сила. Мир словно сузился и одновременно раздался далеко-далеко в стороны вокруг них. Не было больше ни принца, ни служанки, ни Императорского подручного, ни секретаря, были только Мать-Земля, принимающая молитву-благодарность от одного из своих сыновей и щедро одаряющая его своим теплом и заботой, и вечно юная Леди Весна, приходящая оплодотворить землю дождями и приносящая надежду на новые урожаи…

На какое-то бесконечное мгновение Кэноэ почудилось, что он из невообразимой дали космоса дотянулся все-таки до родной земли, ощутив ее ширь и доброту и приняв ее благословение. Он попытался поймать это чувство, но оно ушло, оставив как неясное послевкусие уверенность, что все идет так, как и должно идти, и все будет если не хорошо, то правильно.

Снова удар гонга. Электрические огни в храме опять зажглись, а пламя в горелках стало угасать. Оно исчезло сразу, не оставив никаких обрывков и бесполезно пылающих светильников, и это было доброй приметой. Кэноэ опустил руки. Он был в смятении. Неужели что-то действительно есть в этих старых обрядах?! Выходит, для чего-то все-таки нужны и Императорская семья, и все эти церемонии!? Он не знал ответов на эти вопросы.

Наарит протянула ему праздничный хлеб из муки прошлого урожая — большой, круглый, похожий на колесо со спицами. Кэноэ, как и требовала традиция, разделил его руками на полторы дюжины частей, раздавая их по одной каждому из присутствующих, а середину с поклоном протянул Доорин. Та приняла ее со смущенной улыбкой.

Внезапно Кэноэ вспомнил, что Доорин не зря исполняет сегодня роль Матери-Земли. У нее есть дети — две дочери, которые учатся в интернате при Управлении Двора, есть муж, которого перевели с Таангураи в хозяйственную службу Императорского Дворца и которого она видит лишь урывками, отдавая всю себя Кээрт. И у его камердинера Фруамса тоже есть жена и сын, с которыми он видится хорошо, если раз в декаду… Эти двое и многие другие люди фактически жертвуют своей личной жизнью ради него, Кээрт и прочих членов Императорского Дома, и было бы совершенно несправедливо не давать им ничего взамен…

Праздник, тем временем, продолжался. Его покинула Наарит, место которой во главе стола заняла смущенная Доорин. Незаметно ушел куда-то, вероятно, по своим служебным делам начальник охраны Ровоам. Кэноэ на всякий случай вопросительно посмотрел на Меркуукха, но надзорник проявлял не больше беспокойства, чем обычно. Благополучное проведение обряда явно подействовало на него успокоительно. По крайней мере, вместе со всеми он, наконец, отдал должное еде и особому праздничному кробро, сваренному еще осенью из зерна прошлого урожая.

808