Что же тогда? Неужели на него так действует сама эта планета? Прислушавшись к себе, Кэноэ вдруг понял, что он боится ее, страшится завтрашнего и, особенно, послезавтрашнего дня, опасается и напряженно ждет каких-то новых неприятностей.
Что делать?! Скорее бежать отсюда, сказал ему кто-то посторонний. Нет! Кэноэ помотал головой. Это плохая мысль! Он не может, не должен бежать! Он — принц и Императорский Подручный и не имеет права на трусость!
Чтобы отвлечься, Кэноэ взялся за отчеты. Но все-таки, как плохо, что впереди еще целый вечер, а потом — и весь завтрашний день, когда ему будет совершенно нечем заняться. И кто только придумал такую программу?! Кажется, он сам. Тогда ему казалось, что после изматывающего марафона встреч и поездок не помешает день отдыха, а вышло, что это будет, похоже, день тягостных раздумий…
Раэнке неслышной мышкой проскользнула в кабинет и устроилась за его спиной. Она молчала так уютно и сочувственно, что Кэноэ показалось, будто ему и в самом деле стало легче.
Хотя, возможно, это ему только показалось.
13.04.5374 года
Наступление нового дня не принесло Кэноэ облегчения. Депрессия не только не исчезла, но и дополнилась противной ноющей головной болью. Полночи он вертелся на постели — в голову упорно лезла какая-то муть, и только под утро забылся неспокойным, наполненным кошмарами сном, оставившим после себя ноющее чувство тревоги.
Кэноэ точно знал, что его тревожит. Он не имел права не выполнить своего задания. Этого прямо требовал от него Императорский Указ, этого ожидали от него Оонк и Суорд. Ради этого работали несколько напряженных месяцев тысячи людей — и лично знакомых ему, и тех, о чьем существовании он никогда не узнает. Именно ради того, чтобы церемония состоялась, отдали жизнь погибшие на «Звезде» охранники. Враги, хотевшие сорвать ее, покушались на него самого, на жизнь и здоровье самых дорогих для него людей.
Все это лежало на одной чаше весов. Но на Кэноэ продолжала сильно, тяжко давить и вторая чаша. Филиты не хотели, чтобы их планета становилась колонией. Они опасались, что за блага, которые предлагает Империя, им придется слишком дорого заплатить, а Кэноэ был не в состоянии развеять их страхи. Он мог выслушивать их предложения и пожелания, но у него не было возможности воплотить их в жизнь.
И еще ему ужасно не хватало Кээрт, ее милого лица, мягкого спокойного голоса, ласкового тепла ее тела. Будь она рядом, они бы просто молча посидели бы, обнявшись друг с другом, и ему непременно стало бы легче, а голова бы прояснилась.
Вчера вечером они с Кээрт проговорили больше часа по видеосвязи, но Кэноэ и словом не обмолвился о своих сомнениях. Кээрт по-прежнему лежала в госпитале, где ей оставалось провести еще больше суток, и все еще выглядела нездоровой. Кэноэ совершенно не хотелось грузить ее своими проблемами, к тому же — в этом он с большим трудом признался самому себе, он боялся получить от Кээрт совет — как всегда, единственно верный.
Ситуация была абсолютно однозначной: или — или. Но ему активно не нравились оба варианта. Отменить церемонию означало подвести людей и, вероятно, перечеркнуть свое собственное будущее. Но против ее проведения восставала вся его душа, грозя ему предчувствием каких-то неведомых, но совершенно ужасных катастроф.
Кэноэ пытался размышлять, мысленно приводить себе какие-то логические доводы, но они разлезались в кашу под напором противоречивых эмоций. Так и не придя в согласие с самим собой, он мрачно поплелся на завтрак.
Раньше вкусная еда часто поднимала ему настроение. Но в этот раз и она не смогла облегчить его нравственные страдания. Над столом висела тяжелая тишина. Раэнке настолько сильно старалась казаться незаметной, что порой просто превращалась в невидимку. Таутинг и Наарит по-прежнему старательно не смотрели друг на друга, но время от времени бросали робкие, опасливые взгляды. Кэноэ не представлял, как им можно помочь, и отчаянно боялся помешать. Меркуукх, иногда умевший быть очень толстокожим, попытался завести разговор о подготовке к завтрашней церемонии, но был вежливо послан и тоже замолчал.
После завтрака Кэноэ откровенно сбежал от Меркуукха, чтобы избежать вопросов, рапортов и напоминаний. Забравшись в пустой кабинет управителя, он некоторое время пытался работать с документами, но заметив, что перечитывает прогноз погоды на завтра (ясно и солнечно) уже в пятый раз подряд, понял, что это ему не поможет.
Подумав, Кэноэ вызвал Таутинга и попросил пригласить к нему на беседу советника Буонна. Собственно говоря, эта встреча значилась в его сегодняшней программе. А то как-то неудобно получается: со всеми значащими людьми на Филлине он уже успел пообщаться один на один, а с будущим управителем планеты — еще нет. Непорядок.
После отстранения Пзуунга ответ на вопрос о том, кто станет управителем после церемонии, очевидно, уже не был секретом ни для кого, включая самого Буонна. Однако будущий глава целой планеты, кажется, не испытывал никакой радости от близкой перспективы занятия высокого поста, к которому он наверняка стремился.
- Вас что-то смущает? — спросил наконец Кэноэ напрямую. — Вам не нравится идея о признании Филлины колонией?
- Мы все должны выполнять Императорский Указ, ваше высочество, — вежливо сказал Буонн нейтральным тоном, но в глазах его что-то мелькнуло.
Как, и Буонн тоже?!
- Давайте без чинов и титулов, просто откровенно поговорим, — предложил Кэноэ. — Я понимаю, что проделана огромная работа, все готово к проведению церемонии. Но как Императорский Подручный и член Императорского Дома я имею право руководствоваться не сиюминутными политическими факторами, а стратегическими интересами Империи. Как вы считаете, завтрашняя церемония будет в интересах Империи?