Время жить. Пенталогия (СИ) - Страница 168

168

— Для вас горючее всегда найдется, — сказал Урган.

— Но и у вас запасы скоро подойдут к концу. Увы, но на нашей территории нет никаких источников нефти.

— Один из инженеров пообещал переделать дизельные электростанции на паровые генераторы, работающие на угле или дровах.

— Вы сами знаете, как мало у нас и того, и другого. Но энергия — это не главное. Мы умеем работать и при свечах. Хуже с лекарствами. Проклятые бомбежки сократили наши запасы более чем наполовину, и того, что есть, не хватит и до середины зимы. Я, конечно, рад, что вы мобилизовали всех бабушек-травниц в округе, но никакие травы не заменят пенициллина или противостолбнячной сыворотки. Понятно, что я могу привести еще десятка три наименований.

— Один ваш коллега пару дней назад потребовал отправить транспорт в Тамо на аптечные склады, — веско сказал Урган. — И даже передал мне выписанное по всем правилам требование на полтонны различных медикаментов.

— Я понимаю вас. Но поймите и вы меня. На фронте мне неоднократно приходилось выбирать, кто из моих пациентов будет жить, а кто — нет. И мне чертовски это не нравилось. Когда мне предложили пост главного врача здесь, я решил для себя, что больше никогда не встану перед таким выбором.

Урган согласно кивнул. Трудами именно главврача городская больница в Нейсе имела такой набор оборудования, которому позавидовал бы любой столичный госпиталь. Сейчас четырехэтажное здание больницы походило на развалину — без крыши, с выбитыми окнами и следами пожара, но операционные, расположенные на первом этаже, не пострадали, и больница продолжала прием пациентов.

— Вы больше не можете делать такой выбор? — тихо спросил Урган.

— Нет. Что-то во мне изменилось за эти мирные тихие годы. Это глупо. Я знаю, что предпочел бы сохранить горючее или лекарства ради спасения жизни роженицы… или молодого парня, у которого впереди… А впрочем, черт его знает, что у него впереди! Но я, черт возьми, помню, как мне приходилось оперировать под обстрелом и почти в темноте, не имея в достатке даже бинтов! Тогда у меня умирало трое раненых из десяти, хотя двух из них я мог бы спасти! Да, я хочу оттянуть это время, как только могу! Проклятье! Через месяц я не смогу давать больным даже наркоз! И я, черт возьми, прихожу к вам, вам, человеку младше меня на двадцать лет, и требую, чтобы он сделал этот поганый выбор за меня!

— Подождите, — перебил его Урган. — Не корите себя. Я не обещаю невозможного, но я постараюсь помочь. Хотя бы с наркозом.

— Да нет, — врач устало потер виски ладонями. — Это я постарел. Укатали сивку крутые горки… Нет, я не собираюсь уходить в отставку. Простите, полковник. Это был момент слабости. Это пройдет.

— Постойте, — сказал Урган. — Раз вы уж пришли ко мне, давайте придем к какому-то решению. Я думаю, вы должны оперировать вашего больного. Хотя бы потому, что у него есть кто-то — родственники или друзья, которые везли его за тридцать километров, из самого Сарне. Давайте не выбирать, доктор. И пока есть возможность, делать все возможное. А потом и невозможное. Иначе, наверное, нельзя.

— Нельзя, — согласился врач. — А насчет невозможного… На фронте и не такое приходилось делать. Справимся. Только бы бомбы на голову больше не падали, мешают уж очень… Спасибо вам, полковник.

— Спасибо вам, — откликнулся Урган. — Вы хоть отдыхаете иногда?

— Как и вы, изредка. Но сейчас легче, намного легче. Вот десять дней назад, сразу после бомбежки, тогда было тяжело, да! А сейчас… Лишь бы только это похолодание поскорей закончилось. Иначе — жди целой эпидемии простуд и лихорадок.

— И верно, — спохватился Урган. — Знаете, вы мне напомнили. Надо ехать на завод, узнать, как у них идут дела с производством печек…

Выйдя наружу, Урган поежился от пронизывающе холодного ветра. Промозгло, сыро, а ведь до конца осени еще больше месяца. Чего же тогда ждать зимой? Вдруг пойдет снег? А он может принести кучу неприятностей — сильно затруднит курьерскую связь, а то и вовсе выдаст пришельцам все их убежища. Пусть здесь, в южной Граниде, на сорок первом градусе широты, снег выпадает обычно не больше двух-трех раз за зиму и тут же тает, но кто поручится, что как раз эта зима по закону подлости не окажется чрезвычайно холодной?

Впрочем, эта проблема — не сегодняшнего дня, да и повлиять на события здесь никак не возможно. И Урган прекратил беспокоиться о погоде и пошел к своему экипажу, который уже выкатили из гаража.

Кто сказал, что автомобиль не роскошь? Роскошь, де еще какая! Из-за нехватки бензина Урган ездил на старинном педальном самокате, позаимствованном у местного антиквара. Выглядел же этот самокат… Темно-вишневый лакированный кузов с массой позолоченных финтифлюшек, никелированные бамперы в виде клыков, вместо фар и габаритных огней — восьмигранные керосиновые фонари из цветного стекла. За рулем сам антиквар — огромный дядька в наглухо застегнутом кожаном пальто, очках-консервах и белой фуражке с наушниками. Позади, на педалях, — два дюжих парня с аэродромной обслуги авиабазы в синей парадной форме наземных частей ВВС. Совместными усилиями на хорошей дороге они разгоняли это чудо техники до скорости в сорок километров в час. В полуоткрытом салоне на широком диване с немного потертой красной плюшевой обивкой — сам Урган и майор Гечи Раро, а рядом с водителем — связист в обнимку с рацией. Впереди и сзади — охранники тире наблюдатели за воздушной обстановкой на велорикшах с ручными пулеметами. По бокам — два курьера из подразделения Лики Ранси на велосипедах, с короткими десантными автоматами, заброшенными за спину.

168