В общем, пошел я за ними. Прихожу, а там возле этого катера кто-то из техников крутится. И так крутится, и сяк, чуть ли со всех сторон его не обнюхивает. И вид у него совершенно очумелый. Что, спрашиваю, проблемы? Да, говорит, есть немного. Звуки тут какие-то странные. Будто бы в грузовом отсеке кто-то есть. Только сказал — вдруг в грузовой люк изнутри как забарабанят! Техника этого так прямо в сторону унесло! Глазищи — во! А я ему — так, спокойно: пустяки, дело-то житейское, это груз немножко буянит, ничего особенного.
Открыл я люк, смотрю — вываливаются. Целая куча, все какие-то грязные, оборванные и воняют, знаешь так, прилично. Точнее, неприлично… И все чего-то галдят по-своему. Обступили, руками машут, чего-то, видать, требуют. Тут мне не по себе стало. Восьмая площадка — она же на отшибе, с одной стороны — склады, с другой — склады, а с двух остальных — чистое поле. И не души вокруг. А оружия у нас с техником — один мой игольный пистолет с дюжиной зарядов на двоих.
Вытащил я этот пистолет, помахал им — угомонились. Отошли на положенное расстояние. Но галдеть не перестали. Один мне что-то все время пытался втолковать, потом как плюнет, повернулся ко мне задом, спустил штаны и прямо на бетонку наложил здоровую такую кучу!
— Что наложил?
— Не что, а чего! Дерьма наложил, целую кучу! У меня так челюсть и отпала. Гляжу, а остальные тут же рядышком устраиваются, ну… и в том же духе. Техник мне, шепотом чего-то: это что, обычай у них такой? А я и сказать что, не знаю. Вспомнил только, когда мы в детстве в войнушки играли, у нас было особым шиком во вражеском штабе наделать. Может, и у них так принято? Если, мол, к врагу в плен попал, так нагадить прямо у него под носом…
В общем, закончили они свои дела, отошли в сторонку и смотрят, что мы делать будем. Один тут знаками показывает: мол, облегчиться мы облегчились, а теперь неплохо было бы и заправиться. Техник тут взвился. Нагадили тут, кричит, прямо на полосу, а убирать кто будет?! Пусть сами же и за собой, и ручками, ручками! Ну, тут я ему напомнил, кто есть кто. Я, в конце концов, хоть и третьего ранга, но младший офицер, а он — унтер второго разряда. Это они уберут, а потом мне же их в барак конвоировать? Дудки!
Короче, сгреб я их в кучу и пистолетом машу — пошли, мол. Пусть техник с их делами сам разбирается. Оставили мы его там, а сами двинули. Решил я их напрямик вести, а не через площадки. Немножко нервничаю, знаешь, вдруг разбегутся? Там всякого барахла навалено, час в прятки играть можно. Никуда они, конечно, не уйдут, но оно мне надо, это счастье? А так — везде открытое место, все там еще при посадке сгорело, идти удобно. Они и идут. Смирненько так, между собой, конечно, о чем-то балакают, но это пусть. И на корабли наши посматривают. Там хорошо они как раз видны, и флагман наш, и «Всемогущий». Жаль, транспорт уже ушел…
Довел я их, наконец, до бараков. Вызываю тамошнего дежурного. Мол, так и так, принимайте. А дежурным там какой-то младший-один, я его не знаю. Его к пленным, похоже, в наказание отправили, вот он и злой на весь мир и на коротышек в особенности. Что мне, говорит, за сброд привел? Не хочу я, мол, таких брать — грязных и вонючих. Вот приведи мне, говорит, их в порядок, тогда и посмотрим. И так я ему, и сяк — и никак.
А ребята эти, пленные, то есть, возле входа сгрудились и на машину смотрят. Да, ты же не знаешь, это уже после твоего… ну, когда тебя сюда отправили, случилось. Где-то в канаве на стройке филлинскую легковушку нашли. Ну, машину их наземную. Совсем целенькую. Только мелкую очень. И наш начальник строительства приказал разрезать ее напополам и переднюю половину над входом в зону прикрепить, типа козырька. Так если новенькие, только что прибывшие, эти полмашины видят, непременно галдеть начинают. Кто кричит, кто смеется, говорят, некоторые даже молятся или что у них там. Что они в этой машине видят, понятия не имею! И самое обидное, спросить не у кого! Тайна и все тут.
В общем, мои тоже смотрят. Наконец, один что-то говорит так, с досадой, второй подхватывает, и вдруг как начинают все хохотать! Веселый они народ, эти коротышки. Я бы на их месте поостерегся. Отсмеялись, а я им пистолетом — идем, мол, обратно. Тут у меня идея появилась. Раз этому младшему-один их запах не нравится, отправлю-ка я их в мойку. Ну, для катеров которая, сбоку от седьмой площадки. Все равно она сейчас пустует.
Привел я их туда, загнал внутрь, включил агрегат… Криков было, не передать. А потом затихли, кайф начали ловить, похоже. Водичка-то тепленькая, хоть и с напором, так что баньку я им устроил знатную.
Подождал я с четверть часа, вырубил установку, смотрю, выползают. Чистенькие уже такие, мокренькие, пар с них валит. И все такие зеле-еные, ртом воздух хватают, и показывают все жестами: пить, пить. Нахлебались, наверное, водички с моющим раствором, вот им и поплохело. Ну, я тут им навстречу пошел, шланг подтянул, еще и самому отпить пришлось, чтобы поверили. Напились они, проблевались, я их в сушилку отправил, товарный вид восстанавливать, и снова в бараки веду. И уже поторапливаться надо, смена моя в полдень по местному заканчивается, пора и дежурство сдавать…
Привожу я их к тому же младшему-один. Посмотрел он на них так недовольно, обнюхал со всех сторон. Ладно, говорит, давай сюда документы на партию. Я ему: какие еще документы? Он мне: ну, как какие? Они же не с неба сюда свалились, их должны были принять, занести в базу данных, а затем уже передавать, согласно акту и описи. Я ему было, объяснять, да, упали, и притом с неба, пятнадцать голов, все на месте, руки-ноги в комплекте, я есть помощник дежурного по посадке, лицо, значит, полномочиями и ответственностью наделенное. А он уперся: без документов не приму, и все. И вообще, уводи их отсюда, у меня, мол, вот-вот бригады на кормежку возвращаться начнут.